А вас? А вас ждут заводы

По следам Жениного поста.

Пост написан, конечно, не случайно. Он написан как бы в ответ. И, наверно, написать его должна была я, но длинные и развернутые ответы – это точно не мое, и тут я с удовольствием перекидываю флажок Жене. Она может. Она умеет.

И все-таки…

Тезис «классическая литература не для средних умов», он ведь мерзок сам по себе. Он же с душком. Он так тонко делит людей на сорта и подвиды. Этому дано, а этого…, увы, этого ждут заводы. Как будто заводы – это что-то плохое.

А вот на этой фотографии

запечатлен читальный зал Государственной исторической библиотеки. 1959 год.

Это все элита? Ну если брать приведенный выше тезис. Читают. Значит, не средние умы. Средние умы на заводах.

1959 г.

Мой папа в это время заканчивал школу-восьмилетку в селе Благовещенье Большесельского района Ярославской области. Сам он жил в Ивановском, это совсем маленькая деревушка в двух с половиной километрах от Благовещенья. Каждый день дорога в школу и обратно. Через поле, вдоль кромки леса, самодельный мостик через быструю речку Коровку. Хотя… какая дорога. Тропка, утоптанная ногами нескольких человек.

Так что в 1959 году папа в библиотеке, подобной этой, не сидел.

А вот в 1969…. в 1969 уже да.

Днем работал на заводе – механиком в испытательном цехе, – а вечерами учился. Посещал лекции в институте, корпел над книгами в библиотеке. Рабочий и студент авиационного-технического института. Сегодняшний механик и завтрашний инженер.

Сейчас на папином счету более ста изобретений и патентов. Он имеет звание почетного рационализатора и изобретателя СССР. Грамоты от министерства промышленности и от министерства обороны – за вклад в развитие отечественной промышленности.

А ведь кто он? Мальчик из маленькой деревни на десять дворов. Сложно записать моего папу в элиту. Как сложно записать в элиту и его старшую сестру Тоню. Морозову Антонину Яковлевну. Заслуженного учителя СССР. Преподавателя русского языка и литературы. Которая уж точно, по мнению снобов от культуры и просто невежественных людей, была из тех самых «средних умов».

А вообще, само это высказывание про средние умы мне кое-что напомнило.

Один момент из книги Улицкой «Зеленый шатер». Там есть отрывок, где один из героев (учитель русского языка и литературы, между прочим) рассуждает… вот об этой самой элитарности и рассуждает. Кому дано, а кому, извините, не дано.

«Общение с деревенскими ребятами развеяло его студенческие иллюзии: доброе и вечное, конечно, не отменялось, но материя повседневной жизни была столь груба, и девочкам, укутанным в чиненые платки, успевшим до школы прибрать скотину и малых братьев-сестер, и мальчикам, летом тянувшим всю мужскую тяжелую работу на земле, – нужны ли им были все эти культурные ценности? Учеба на голодный желудок и потеря времени на знания, которые никогда и ни при каких условиях им не понадобятся?

Детство у них давно закончилось, они все сплошь были недоросшие мужики и бабы, и даже те, кого матери охотно отпускали в школу, несомненное меньшинство, как будто испытывали неловкость, что занимаются глупостями вместо настоящей серьезной работы. Из-за этого некоторую неуверенность испытывал и молодой учитель – и впрямь, не отвлекает ли он их от насущного дела жизни ради излишней роскоши. Какой Радищев? Какой Гоголь? Какой Пушкин, в конце концов? Обучить грамоте и поскорее отпустить домой – работать. Да и сами они только этого и желали».

Улицкая прямо мастерски выводит свою основную мысль. Какой Радищев? Какой Гоголь? Какие культурные ценности? Да они, эти дети, и сами того не желают. Ну что вы хотите-с? Быдло-с.

А дальше она еще и разворачивает свой глубокий мыслительный полет, отправляя своего героя в Москву. Где… думаю, вы уже и сами догадались, и учатся тем самые «правильные» дети.

«Самым интересным для Виктора оказалось общение с тринадцатилетними мальчишками. Они ничего общего не имели со своими деревенскими сверстниками. Эти московские мальчишки не пахали, не сеяли, не чинили конской сбруи, да и крестьянской ответственности за семью они не знали.

Они были нормальные дети – баловались на уроках, перекидывались шариками из жеваной бумаги, брызгали друг в друга водой, прятали портфели и учебники, жадничали, дрались, пихались, как щенята, а потом вдруг замирали и задавали настоящие вопросы. У них, в отличие от деревенских сверстников, все-таки было детство, из которого они неотвратимо выходили. Помимо прыщей, были и другие, с высшей нервной деятельностью связанные признаки их взросления: задавали «проклятые вопросы», мучились несправедливостью мира, слушали стихи, а двое-трое из класса даже писали нечто стихообразное».

Кстати, страшно, когда вот это – мнение учителя. Да еще и учителя словесности. М-да…